Донецкие истории. Разговор в поезде

Поезд "Киев — Константиновка". Посадка. В купе заходит женщина. Пытаемся помочь ей с сумками.

— Ребятки, только аккуратнее. Здесь стекло: вазочки, чашки, тарелки, статуэтки. А зеркало давайте наверх положим. Вы не подумайте ничего такого. Мама у меня старенькая, болеет. Вот наказала: хочу умереть в окружении своих вещей. Собрала и везу, пишет Елена Новак в "Зеркале неделе".

Попутчицу зовут Лидия Михайловна.

Возвращается в Донецк.

— Я всю войну в Донецке. Мама в Сумах жила. Но очень сильно сдала, поэтому год назад забрали к себе.

— Почему к ней не уехали?В Донецке все-таки опасно.

— Не могу. Мне год до пенсии остался. Наш исследовательский институт частично переехал в Украину, но здесь осталась большая база: лаборатории, архив, аппаратура. Вывезти это невозможно, поэтому часть сотрудников осталась в Донецке. Мы получаем на карточки украинскую зарплату, официальный стаж идет. Таким как я дергаться нельзя — где я, "предпенсионерка", устроюсь в другом городе без потери трудового и научного стажа, без потерь в зарплате? Да и жилье на наши оклады особо не снимешь. Поэтому приходится терпеть.

Мы с мужем в Калининском районе живем. Снаряды до нас редко долетали, можно сказать, что в целом война (по сравнению с другими районами) нас миновала. К тому же своя жилплощадь, в начале 2014-го закончили выплачивать ипотеку еще и за квартиру старшему сыну. Выплатили, а тут такое началось… Старший сын с семьей в июле прошлого года выехал в Днепропетровск. Первые месяцы им сбережения помогали. Сейчас есть работа, но зарплаты хватает лишь на аренду жилья да прокормиться. Старшему нужно было уезжать — у него дети, их нельзя было в войне оставлять. К тому же внук Ванечка в прошлом году лицей закончил. Успел в Донецке, при Украине. Нужно было поступать в университет. Из города украинские вузы выехали, а то, что осталось — ну какое здесь образование, когда половины лучших преподавателей нет? О дипломе вообще молчу. Не диплом, а бумажка одна. Хотя да — сейчас многим выпускникам выдают российские дипломы Ростовского университета. Но это же фикция. Какие знания дети получили за этот год? Как флагами махать?

Младший сын с женой тоже в Донецке. Деток у них пока нет, поэтому решили остаться, особенно насмотревшись на мытарства старшего брата. Младший работает на заводе. Ну как работает? От отпуска без содержания до отпуска без содержания. Вот летом дома сидел, а в сентябре завод опять потихоньку заработал. Зарплаты сократили, но за место держится — иначе в Донецке не пристроиться. Жить ему есть где, да и мы с мужем рядом.

Дом держит. И друзья, и соседи, и родная улица, и магазинчик за углом, где продавцы уже как родные. В наши годы к этому привязываешься. Вот и мама моя. Она плачет об одном: вдруг умирать придется на чужбине. Ведь вся ее жизнь в Сумах прошла. Это молодежи нужно уезжать, они еще не успели настолько корни пустить, к месту привязаться…

Так что я взяла отпуск, поехала в Сумы, сходила на могилку к папе, проведала мамин дом, собрала самые дорогие ей вещи: фотоальбомы, шкатулку, которую мой папа ей к 40-летию свадьбы подарил, нарисованную им картину, две чашки с росписью — подарок родителям на золотую свадьбу, из которых они последние годы по выходным чай пили... И зеркало. Старое, мутное уже. Но в него гляделась еще моя бабушка, потом мама — с детства до старости. В этом зеркале вся ее жизнь.

Дороги нам такие моменты. Мы привязываемся не столько к вещам, сколько к памяти, которая за ними. Это меня в Донецке тоже удерживает — всю жизнь с собой не увезешь, а новую с новыми воспоминаниями начинать поздно.

— И как вы живете там все это время?

— Не живем. Выживаем. У меня хоть зарплата есть. В гривне. У кого в Донецке гривня есть — считай, небожитель. Сейчас же все в рублях. Меняя гривню на рубли, я имею на 30 процентов больше, чем моя соседка, которая зарплату в "ДНР" получает. Она врач, им оклады полгода назад пересчитали в рубли по курсу 1 к 2, так и закрепили. Платят с задержками. А тут с сентября в "ДНР" курс установили почти 3 рубля за 1 гривню. То есть она в зарплате враз потеряла.

Мой муж на пенсию в феврале вышел. Как раз началась эпопея с пропусками. На свободу (в Украину) выехать не было возможности. Пошли для интереса узнать, как это делается в Донецке. Потому что говорили, что здесь и на украинский учет можно встать. Оказалось, за последние 12 лет у них нет доступа к общеукраинской базе, так что за эти годы нужно приносить бумажные справки со всех предприятий. А где их сейчас найти — одни закрылись, другие выехали в Украину? Плюнули мы на это дело, заплатили 350 гривен за изготовление пропусков, отправились в Мариуполь и все оформили. Для пенсии пришлось делать справку ВПЛ (благо, его сестра там живет). Но мы сразу сказали — нам пособие для беженцев не нужно. А девочка в конторе в ответ: пособие идет в пакете со справкой. Мы ей честно признались: будем продолжать жить в Донецке, неправильно, чтобы нам пособие еще платили, нечестно. Девочка опять — не положено. Мы настояли и написали письменный отказ от пособия. Пусть эти хоть и небольшие деньги достанутся тем, кому они действительно полагаются.

А вот от гуманитарных наборов от Ахметова в Донецке отказываться не стали. Я еще по возрасту не могу их получать, а вот мужу уже 60, поэтому оформили. Теперь каждый месяц есть бесплатная крупа, макароны, масло, сахар и пр. Признаюсь, когда в Киеве Майдан начался, а потом у нас эти российские митинги, я поняла — будет что-то страшное. И уже тогда с каждой зарплаты закупала гречку, рис, консервы... Сносила в гараж, семья надо мной подшучивала. Оказалось, как в воду глядела. Первые полгода запасы очень помогли. А в этом году, когда потише с войной стало, огород выручал. Так вот и тянем.

— Говорят, что у вас по две пенсии все получают: и в "ДНР", и в Украине...

— Да, есть такие. В нашем институте есть работающие пенсионеры. Так среди них половина оформилась и там, и там. Из остальных кто-то принципиально получает только "дэнээровскую" пенсию, кто-то принципиально — только украинскую. Мой муж тоже сказал: в Украине пенсию оформили — о "дэнээровской" и слышать не хочу, мне от них ничего не нужно. Кстати, мы долгое время держались и даже российские рубли в руки не брали, везде гривней расплачивались, даже когда это было невыгодно. Противно было. Ну а сейчас, когда все в рублях, деваться уже некуда.

Знаете, я ведь по национальности русская, и родилась в Орле, родственники там есть. И всегда себя русской считала, но гражданкой Украины. А сейчас, после этих референдумов, после того, что Россия сделала с Донбассом, я не просто гражданка Украины, я — украинка. С родственниками в Орле, увы, уже не общаемся: они мою позицию не принимают, я их понять не могу. Вся семья за Украину, хоть и в Донецке живем. И на работе мою позицию знают. Сначала я пыталась им доказывать: куда вы идете? Какой референдум? Куда толкаете людей, Донбасс? Подумайте хотя бы о детях — здесь же будет второе Приднестровье, не лишайте их будущего. Так нет же. Вот сейчас и расхлебываем.

— Не боитесь проукраинскую позицию высказывать?

— Ну, это я с вами тут смелая. Там, конечно, себя контролируешь, не напираешь. Вначале было очень страшно, особенно где-то с мая по октябрь прошлого года. Потому что просто беспредел был, да и на улице вояк с оружием много. Поступали угрозы, что сдадут "куда следует". Но самых "оголтелых" сейчас, например, в нашем институте единицы: кто в министерства подался, кто в какие-то управления, кто уехал. Осталась часть сочувствующих, но за это время эйфории от "ДНР" у них поубавилось. Особенно с весны, когда с каждым месяцем становилось все яснее — мы обязательно вернемся в Украину, и как с Крымом у них не получится.

Многие притихли, теперь боятся, что их чуть ли не в концлагеря отправят, на органы разрежут (они об этом всерьез говорят, верят во все это после страшилок российского телевидения). Я им опять пытаюсь объяснить: бабы, вы что несете? Украина — это, прежде всего, государство. Цивилизованное. Несовершенное, с проблемами, но все-таки с законами, правами и какой-никакой, но защитой. Вы же с высшим образованием, как можете верить и обсуждать этот бред? А что еще я могу им сказать? Ведь украинские власти четко не разъясняют, что будет с обычными людьми после возврата в Украину — кому чего бояться, а кому спать спокойно. Этим российское телевидение и пользуется, распространяя страшилки об украинских военных, о дефолте и распаде Украины, об обязательных зачистках и погромах, которые нас ждут в Донецке.

Но где-то с февраля в Донецке в плане безопасности стало получше. Военных на улицах в таком количестве нет, с оружием редко увидишь. О мародерстве в пустых районах еще слышим, но тотальных арестов мирных жителей уже нет, даже на уровне бытовых разговоров. Полной свободы я, конечно, тоже не чувствую. Опасения все равно есть, но, наверное, просто устали за эти полтора года бояться. Просто устали. И бояться, и молчать. Но и разговориться не получается.

Вот неделю в свободе побыла, душой и мыслями отдохнула. Сейчас вроде еду домой, а не поверите: первый раз не хочу возвращаться…