Переселенка из Донецка: «ДНР» — это мародерство. Время бесталанных и завистливых Швондеров, которым удобен принцип советской уравниловки: «Все взять и поделить!»

Вынужденная переселенка Лариса Андриишина рассказала, почему члены ее семьи оказались по разные стороны баррикад. Пишут "Факты".

Желание созвониться с дончанкой Ларисой Андриишиной появилось у меня после того, как я прочитала на ее страничке в соцсети пост по поводу ее дня рождения:

«Цей день завжди починався однаково. Батьки вітали мене, і тато кожен раз розповідав байку про те, як в пологовому будинку лікар йому сказала, що у нього народилась донька, а він розчаровано пробубонів, що чекав на сина собі в подарунок на день народження (так співпало), на що лікар сказала: „Так це ж добре, що дівчинка! Війни не буде!“ Вона надурила. Війна прийшла, а ми з батьком тепер по різні береги. Більше того, вороги, а в трубці я чую лише ненависть крайнього ступеня. Я перетворилась з „надії на їх спокійну старість“ на „бЄндЄровку“ і зрадницю сім'ї. І я не можу вітати с днем народження батька, який кличе війну в наш дім. Просто не зможу бажати здоров’я і миру…

Останні три роки я з жахом чекаю цього дня, у „Фейсбуці“ змінюю дату народження. Але цього разу не обдурила… І все одно я щиро дякую вам, друзі, за привітання! Дякую за гарні слова, за те, що ви всі стали мені ріднішими за рідних! Я вас люблю! Ми переможемо! Слава Україні! Героям слава! І смерть ворогам! Всім до одного!!!»

Частный предприниматель Лариса Андриишина, покинувшая Донецк два года назад, была активисткой донецкого Евромайдана и одной из тех, кто подписал заявление в СБУ с требованием привлечь к уголовной ответственности за сепаратизм «народного губернатора» Павла Губарева.

«А вы что, такая патриотка Украины? Почему тогда на русском разговариваете?»

«ФАКТЫ» уже писали о скоропостижной карьере «народного губернатора», руководителя рекламного агентства, отца троих детей и главы «народного ополчения Донбасса» Павла Губарева. Первого марта 2014 года в ходе пророссийского митинга в Донецке он был избран присутствовавшими на площади «народным губернатором» и в тот же день руководил первым захватом здания Донецкой облгосадминистрации. А 6 марта Губарева арестовали. Однако в ходе обмена заложниками вернули в «ДНР», где его назначили мэром оккупированного города Ясиноватая.

— Трое из восьми человек свои подписи под заявлением в СБУ отозвали, а я — нет, — рассказывает 56-летняя Лариса Андриишина. — Уже после ареста Губарева, 7 марта, меня вызвали для дачи показаний в СБУ. Придя туда, я поняла, что многие работники регионального управления Службы безопасности Украины служат… уже другому государству.

В кабинет к следователю, вызвавшему Андриишину, сбежались несколько сотрудников. «А вы что, такая патриотка Украины? Почему тогда на русском разговариваете?» — язвили они, рассматривая посетительницу.

— Я с издевкой ответила: «Ой, вибачайте! Я не знала, що ви знаете українську мову!» — и потребовала, чтобы мои показания фиксировали на государственном языке, — рассказывает собеседница. — Следователь тут же сменил тон, выставил всех зевак за дверь и заговорил на украинском.

Во время допроса Лариса вдруг услышала топот в коридоре и выкрики: «Россия! Россия!» «Шо це було?» — спросила она у следователя. Тот густо покраснел и, замявшись, ответил: «Это посетители».

— Но мне показалось, что это были голоса тех, кого он только что выгнал из кабинета, — уверяет Лариса. — В тот же день над зданием появился российский флаг. Как и кто его повесил, никто не видел. Я снова позвонила в СБУ, пригрозив, что обнародую этот факт. Триколор сняли. Полагаю, вывешивали его сами же сотрудники службы. Так или иначе, некоторые работники данной структуры оказались в числе тех, кто сдал Донецк оккупантам и остался служить им.

Здание СБУ штурмовали несколько раз, а спустя месяц окончательно захватили, превратив в тюрьму для заложников и пленных украинцев. Лариса, ставшая участницей мирных акций, которые проходили в Донецке в 2013—2014 годах в поддержку Майдана, а затем — единства Украины, понимала, что в любой момент может снова оказаться в СБУ, только уже «на подвале».

— Родители не разделяли моих взглядов, общаться мы перестали еще в конце 2013 года, — рассказывает Лариса. — Мы с подругами ожидали на донецком железнодорожном вокзале поезда в Киев, куда везли неподъемные сумки, набитые теплыми вещами и продуктами, на которых было написано «Майдану — от Донецка». И тут позвонил мой папа. Он в очередной раз предупредил, что я «довыступаюсь» до того, что «сюда придет НАТО и всех нас убьет». Или «нас приедут убивать „нацики“ из Западной Украины». Я отключила телефон.

Впрочем, раскол в семье Ларисы, по ее словам, наметился намного раньше — еще в 90-х годах прошлого века, когда постсоветское пространство захлестнула волна «дикого капитализма» и передела сфер влияния во всех отраслях народного хозяйства.

«В 90-х годах в подземные медпункты часто приносили горняков, падавших в голодный обморок прямо в забое»

— Мой такой советский папа, проработавший до 1989 года председателем профкома на одной из донецких шахт, в «лихие 90-е» буквально перевоплотился: он с жаром взялся помогать моему брату, новоявленному «капиталисту», который активно включился в бартерные схемы, появившиеся в топливно-энергетическом комплексе Украины, — вспоминает собеседница. — Руководители шахт (и не только шахт) в те годы стали сбывать свою продукцию, используя длинную цепочку фирм-посредников, рассчитывавшихся за уголь, металл, кокс не деньгами, а товаром. В результате такого «натурального обмена» государственная казна не получала налогов, а средства, выделенные из госбюджета на поддержку и развитие производства, расходились по карманам посредников и руководителей отрасли — от министра до директора шахты или завода (без ведома и согласия официальных лиц бартер был бы невозможен). «Угольные генералы» и фирмы-посредники богатели. Горняки же вместо денег в зарплату получали сначала ставшие дефицитом сахар и масло по завышенным ценам, китайские джинсы, магнитофоны и… мебель, а затем — уже и такие «эксклюзивные» товары народного потребления, как… прищепки и мышеловки.

В те годы в подземные медпункты часто приносили горняков, падавших в голодный обморок прямо в забое. Об этом рассказывала мама, работавшая тогда медсестрой. Но вот с «бизнесом» брата обнищание горняков ни отец, ни мать никак не связывали. Как я ни пыталась им объяснить, в какую пропасть толкают эти бартерные схемы и угольную промышленность, и бюджет страны, и семьи рабочих, родители упорно твердили, что их сын к этому непричастен, и ставили мне братика в пример.

Когда правительство наконец-то запретило бартерные операции (в 1999 году), благополучие брата Ларисы рухнуло в одночасье. С горя мужчина запил, так и не смог вернуться к нормальной жизни.

— Но, думаю, теперь родители снова им гордятся, — вздыхает женщина. — Хотя выпивать брат не перестал, однако он нынче «герой», Донецк «защищает»: стал водителем-механиком танка в ополчении «ДНР». Его фото есть на сайте «Миротворец».

Раньше я следила за тем, чтобы у меня в хозяйстве всегда было минимум 20 одинаковых тарелок на случай семейных праздников — так много родственников собиралось у нас за одним столом. Но потом в семье появился холодок отчуждения…

По мнению собеседницы, виной всему — маховик антиукраинской пропаганды, которую постсоветские и пророссийские политики в нашей стране всячески поддерживали. Вбивать клин между жителями разных регионов, по наблюдениям Ларисы, враги независимости Украины начали еще в советские времена.

— В школе нам внушали мысль об угрозе возрождения «нацизма», якобы надвигающейся с Западной Украины, где все еще жили «пособники фашистов», — вспоминает женщина. — О Голодоморе, целью которого было истребить непокорных украинских крестьян, вообще умалчивали. Говорили, что год был неурожайным!

Квартира родителей Ларисы всегда была завалена советской, а затем уже российской пропагандистской литературой. И эту «библиотечку» ее папа постоянно пополнял, пытаясь приобщить к чтению всю семью.

— Я отнекивалась, а мама согласилась, — рассказывает Лариса. — И вскоре я ощутила эту разрушительную силу лживого слова. Родители, называвшие Сталина преступником, вдруг стали его оправдывать, а затем боготворить! А ведь мама знала, что наша бабушка, умершая в 2005 году в 98-летнем возрасте, лишь на смертном одре призналась: в 1933-м ездила в Москву не просто на заработки, а сбежала туда от Голодомора. А голод на Донбассе в 1946—1947 годах застала и моя мама. Она рассказывала, как у нее на глазах за украденный в поле початок кукурузы или найденный на терриконе кусочек угля подростков расстреливали!

В 2004-м отец Ларисы Андриишиной, узнав, что дочь и зять отдали свои голоса за Виктора Ющенко, накричал на них: «Зачем вы всем рассказываете, за кого голосуете?!»

— Папа осуждал нас за свободу волеизъявления, ведь в регионе, ставшем вотчиной клики Януковича, за это могли преследовать, — рассказывает Лариса.

«Когда у отдыхающих в Крыму закончились деньги, от них потребовали подписать прошения о предоставлении в России статуса беженцев из Украины»

Десять лет назад сторонники Януковича принялись с новой силой разжигать вражду между жителями разных регионов Украины. И не безрезультатно.

— Вместо того чтобы бороться за свои права, принятие законов, направленных против коррупции, одинаково бедные, пытающиеся выжить в новой экономической реальности жители юго-востока и запада Украины стали искать друг у друга «отличия», — говорит Лариса. — Мол, «мы не такие, как они».

Вместо того чтобы бороться за свои права, принятие законов, направленных против коррупции, одинаково бедные, пытающиеся выжить в новой экономической реальности жители юго-востока и запада Украины стали искать друг у друга «отличия»

Накануне Майдана этот раскол достиг апогея. В частности, мама Ларисы, которая в 1972 году перестала разговаривать с москвичкой, заявившей ей: «Крым — наш, это Россия», теперь уже радовалась, что «Крымнаш» состоялся. Спасаясь от «бандеровцев», которые якобы наступали на Донецк, пенсионерка уехала в Крым накануне «референдума» на полуострове.

К тому времени новости о родителях Лариса узнавала уже только от маминой сестры. Тетя и сообщила ей о том, что мать намерена просить статус беженца в России. Лариса пыталась ее отговорить. Дежуря на горячей линии «Донбасс — SOS» (к ее работе Лариса подключилась с первых дней), она приняла звонок от тети ополченца из Краматорска, которой нужно было вырваться из Крыма, чтобы не попасть куда-нибудь на… Урал.

— Во время оккупации Краматорска какие-то российские благотворители предложили «ополченцам» эвакуировать свои семьи в Крым, чтобы женщины и дети могли отдохнуть в безопасной обстановке, — вспоминает Лариса. — В числе других туда поехала и звонившая нам жительница Краматорска — вместе со своей матерью и тремя маленькими детьми.

Женщина рассказала Ларисе, что благотворители обещали им в Крыму бесплатные питание, проживание и проезд туда и назад. Сначала обещание выполняли. А когда у отдыхающих закончились собственные средства, от них стали требовать подписания прошений о предоставлении им в России статуса беженцев из Украины. На людей давили, объясняя, что денег для отправки их домой… нет. Тех, кто подписал, направляли на Алтай или на границу с Казахстаном, о чем земляки успевали сообщить по телефону на последние деньги. Затем связь с ними обрывалась. Селиться в этих краях краматорчанка не планировала, просила купить билеты на обратную дорогу.

— Нам удалось приобрести билеты, и семья благополучно вернулась в Краматорск. Надеюсь, сейчас у них все в порядке, — говорит Лариса. — А вот мою маму отговорить не удалось. Попросив в России статус беженки, мама в результате свое 80-летие в октябре 2014-го встретила в… Магадане. Тете она рассказала, что поселили ее и других приезжих в общежитии с деревянными полами, где раньше якобы жили татары, высланные из Крыма, и что через год ей уже можно будет перебраться в более теплый регион. При этом мама считает, что у нее… все хорошо!

Муж Ларисы уехал из Донецка (к матери в Черновицкую область) весной 2014-го, дочь — летом (девушка поступила в киевский вуз), а Лариса — осенью, после того, как продала жилье.

*Лариса Андриишина на мирном митинге в Донецке 5 марта 2014 года

— Я еще успела почувствовать, каково это — быть предпринимателем в «ДНР», — иронизирует собеседница, вспоминая, как сосед навел на нее «ополченцев».

Вероятно, коллега по бизнесу завидовал ей, а возможно, мстил за «бандеровские» взгляды, ведь Лариса их ни от кого не скрывала и всех земляков предупреждала о том, чем чревата российская оккупация.

— Стояла за прилавком, когда трое автоматчиков подошли ко мне вплотную. Но услышав, что я по телефону слезно прошу оператора не отключать мой номер за неуплату, помялись и ушли, — вспоминает Лариса. — Скорее всего, меня обвинили бы в шпионаже для «укропов» и ограбили. Или забрали в подвал, потребовав «штраф» — то есть выкуп. Под предлогом обыска обчистили бы и мою лавку, и квартиру. Благо я успела распродать самый ценный товар и перевести выручку мужу и дочери: банки тогда еще работали. «ДНР» — это мародерство. Время бесталанных и завистливых Швондеров, которым удобен принцип советской уравниловки: «Все взять и поделить!»

Лариса призналась, что выжить в небольшом городке в Черновицкой области предпринимателям из мегаполиса нелегко. Расставание с родными местами, с друзьями, которых постигла участь вынужденных переселенцев, и раскол в семье тоже стали тяжким испытанием для женщины.

*"Я успела ощутить, каково это — быть предпринимателем в «ДНР», — говорит Лариса Андриишина, вспоминая, как сосед навел на нее «ополченцев» (на новом месте жительства в Черновицкой области). Фото из семейного альбома

— Несмотря на все пережитое и утраченное в этой войне, я понимаю, что пока иного пути у нас нет, — рассуждает Лариса. — Утешаю себя тем, что почти полтора миллиона людей, вынужденных покинуть оккупированные Крым и Донбасс, остались в Украине. И большая часть переселенцев уехали еще до обстрелов: убежали от «русского мира» к «бандеровцам». «І всі вони стали мені ріднішими за рідних», — цитирует Лариса свое же послание к друзьям.